Stfw.RuШатающийся колосс. Танковые войска в начале войны
В 90-е годы сведения о численности довоенного танкового парка Красной армии повергли любителей в состояние шока. 26 тысяч боевых машин казались армадой, которая должна была истребить любого противника. Однако, как известно, лето и осень 1941 года стали моментом крупнейшей военной катастрофы нашей страны, а множество боевых машин исчезло в пламени боёв, не оказав явного влияния на ход войны. Почему же такая мощь не помогла разгромить вермахт?
Перед войной руководство СССР рассматривало танковые войска как приоритетное направление военного строительства. Предполагалось, что механизированные части станут основной ударной силой в будущей войне. Начало Второй мировой подтверждало этот тезис. «Панцеры» вермахта действительно эффектно управлялись сначала с Польшей, затем, даже с неожиданной лёгкостью, — с Францией. СССР был одной из стран, находящихся в авангарде танкостроения. Огромная сухопутная граница предполагала необходимость иметь мощные сухопутные войска для её защиты. Подобно тому, как Британия строила массу боевых кораблей для обороны своих морских коммуникаций, СССР оказался перед необходимостью создать крупные хорошо вооружённые сухопутные силы.
Это была теория. Практика, как обычно, внесла свои коррективы.
В течение 30-х годов бронетанковые войска переживали бурный рост, однако не было единого мнения по поводу того, как должны выглядеть танковые войска. В течение всех 30-х годов их сотрясали реорганизации. В 1939 году было решено, что танковые корпуса, имеющиеся в войсках, слишком громоздки в управлении и подлежат замене на бригады и полки поддержки пехоты и моторизованные дивизии.
Вдобавок разведка регулярно поставляла сведения о происходящем на фронтах новой мировой войны, отдававшие безумием. В сводках появлялись то массовые, многотысячные десанты под Роттердамом, то атаки тяжёлых танков (которых у вермахта не имелось). Однако даже при такой интерпретации французского опыта был сделан правильный вывод: стране нужны мощные подвижные соединения. В результате к жизни были вызваны механизированные корпуса, которым и предстояло пойти в бой летом 1941 года.
Это был шаг в правильном направлении, но здесь Генштаб СССР набил все те шишки, которые набивали и другие страны, организовавшие себе танковые войска. Мехкорпуса оказались исключительно громоздкими формированиями. Они располагали огромным количеством танков… но и всё. Мехкорпуса обладали очень слабой мотопехотой, которая должна, по идее, поддерживать танки, бороться с противотанковой артиллерией, закреплять успех бронированных машин. Собственная артиллерия также была слаба, что ограничивало возможности для артиллерийской дуэли. Что ещё хуже, мехкорпуса обладали крайне слабым тылом. И здесь сказались уже пороки промышленности.
Промышленность Советского Союза фактически создавалась в 30-е годы. Однако за 10–20 лет нереально создать индустрию, которая сможет догнать ведущие промышленные державы мира. За бурный рост промышленного производства неизбежно приходилось платить самыми разными перекосами и проблемами. Для начала, советская промышленность могла производить только достаточно узкий спектр техники.
Если с боевыми машинами она справлялась, то вспомогательной техники производилось чрезвычайно мало. Оснащение связных, ремонтных, снабженческих подразделений вермахта оставалось предметом зависти советских военных очень долгое время. Вдобавок РККА располагала очень ограниченным парком автомобилей. В случае войны транспорт предполагалось мобилизовать из народного хозяйства. В результате мехкорпуса предвоенного формирования пошли на войну, испытывая огромные проблемы с подвозом боеприпасов, запчастей, топлива. Часто запчастей просто не имелось и подвозить было нечего.
Между тем последний фактор сильно снижал боевую ценность всех танковых войск. Техника фактически не списывалась в течение долгого срока, поэтому многие машины оказывались небоеспособными ещё до войны. Часто даже формально боеготовые танки могли пойти в бой после короткого ремонта… для которого не имелось каких-то простейших деталей вроде запасных траков, колёс, коробок передач и т.д. Главное автобронетанковое управление РККА перед войной метало молнии:
Сдача запасных частей к дизелям идёт неудовлетворительно… Ввиду плохой поставки дизель-моторов большое количество танков БТ-7M небоеспособно.
Завод № 75 отказывается от определения в договоре помесячных и поквартальных поставок, что делает совершенно невозможным планирование ремонтов танков. Со стороны Наркомата соответственных указаний заводу № 75 не дано…
Т-26 — завод № 174 (…) Заводом № 174 не выдерживаются сроки поставки по договорам. Совершенно плохо сдаются дефицитные детали: цилиндры, нижние половины картера мотора, направляющие втулки клапанов, венцы ведущих колёс, нижние катки, бандажи нижних катков и др…
Танковые войска испытывают в настоящее время большую потребность в запчастях и агрегатах, особенно по остродефицитной номенклатуре. Неоднократные обращения ГАБТУ КА в НКСМ не нашли должного решения по вышеизложенным вопросам.
Процитированный документ увидел свет за три дня до войны.
Другая проблема была общей для всей РККА. Взрывной рост количества соединений и техники требовал множества экипажей и командиров всех уровней. Для обучения квалифицированных экипажей требовались ресурсы, которых небогатое государство дать не могло. Плохая выучка советских солдат и офицеров не была следствием какого-то намеренного небрежения боевой подготовкой: страна просто не могла дать достаточно топлива, боеприпасов и опять-таки запчастей, чтобы обучать каждого солдата так, как следует.
Все эти проблемы накладывались одна на другую. Низкий уровень выучки приводил к частым поломкам из-за ошибок эксплуатации техники, исправить эти поломки не могли по причине нехватки запчастей, в свою очередь, недостаток запчастей не позволял интенсивно тренировать экипажи… Любое оборудование для обслуживания техники находилось в остром дефиците, включая совершенно необходимое, вроде топливозаправщиков. Наконец, сказывались организационные пороки: мехкорпусами РККА было крайне трудно управлять, а снабжать их всем необходимым просто невозможно. В таком состоянии бронетанковые войска РККА вступили в крупнейшую войну в мировой истории.
title="Красные машины смерти. Мифы и правда о советских танках" источник: static.life.ru
Очень быстро все недостатки довоенного строительства выплыли наружу. Значительная часть имевшихся на бумаге танков так и не смогла нигде повоевать из-за износа и нехватки запчастей. Однако и успевшие вступить в бой пришли на поле сражения для того, чтобы там погибнуть. В течение лета мехкорпуса были практически полностью разгромлены. Контрудары начинались по-разному, а заканчивались одинаково. Слабая разведка, захват части исходных позиций противником, танки без поддержки, исчерпание топлива, исчерпание боеприпасов, разгром.
«Неуязвимые» КВ и Т-34 выбивались удивительно разнообразными способами, начиная от тяжёлых пехотных орудий, гаубиц и зениток на прямой наводке и заканчивая немецкой пехотой с гранатами и зарядами взрывчатки или ударами с воздуха. Вермахт обладал превосходной «многослойной» противотанковой обороной, с отлично отлаженным взаимодействием разных родов оружия. Противостоять этой военной машине было пока крайне сложно.
Однако нельзя сказать, что от мехкорпусов вовсе не было никакого толку. Именно их контратаки позволили, например, вырваться из окружения в Белоруссии остаткам попавших в ловушку войск. На Украине выявилась не слишком приятная ситуация: пехотные командиры постоянно норовили подчинить себе мехкорпуса и поддержать небольшими группами танков свою пехоту. Это лишало командование ценных мобильных соединений, но надо отдать должное: часто именно танки позволяли сохранить целостность фронта и не давали ему развалиться. При этом крайне малая часть техники попала в руки вермахта исправной — впоследствии немцы использовали лишь незначительное количество советских машин.
За счёт огромных потерь танков было куплено хотя бы небольшое сокращение потерь стрелковых дивизий — обратим внимание, что в июне и июле, когда мехкорпуса оставались на ногах, окружений было сравнительно немного, причём почти все — на западном направлении, но не на Украине, где находилась крупнейшая механизированная группировка РККА. Механизированные корпуса образца 41-го года позволили фронту по крайней мере не рухнуть на всём протяжении сразу. Выбиваемые сотнями, иногда сотнями в день, советские танки позволяли несколько уменьшать замах клещей, а иногда — просто срывать окружения. Юго-Западный фронт мог быть разгромлен ещё на линии западной границы, если бы не самоубийственные атаки под Дубно.
Кстати, по итогам летней кампании 41-го легко дать ответ на вопрос «Зачем СССР столько танков?». Стальные коробки позволяли хоть как-то поддерживать пехоту и компенсировать её слабость. Как только они исчезли, ситуация резко изменилась от плохого к худшему.
Тяжелейшие потери в боях и в целом провальный опыт войны уже в середине июля привели Ставку ВГК к спорному решению. Мехкорпуса были полностью расформированы до начала сентября. Вместо них приказом от 12 августа 1941-го формировалось 120(!) отдельных танковых бригад.
Бригада, притом что это, конечно, более компактное формирование, имела неустранимый недостаток: она была слишком малочисленна и не могла выступать как самостоятельное соединение, не могла решать оперативных задач. Поединок с дивизией вермахта стал бы для неё фатальным, о глубоких прорывах такими силами и мечтать не приходилось. Это крупное формирование — но, увы, только для поля боя.
Решение о расформировании мехкорпусов и тотальном переходе на бригады стало одной из крупнейших ошибок Ставки за всю Великую Отечественную. Да, психологически было очень тяжело видеть, как контрудары проваливаются один за другим. Однако эффект от существования мехкорпусов оказался по факту очень значительным. Это не совсем чётко отрефлексировано, но наиболее страшный урон в людях РККА понесла не в июне и июле под внезапным ударом, а осенью, когда война уже шла какое-то время.
Между тем крупнейшие военные катастрофы нашей страны всех времён — это Киевский котёл в сентябре и Вяземско-Брянский в октябре. Весь этот кошмар обрамлялся крупными окружениями на Луге в конце августа, под Мелитополем в начале октября, более мелкими котлами. С одной стороны, такой разгром обусловлен общим изнурением РККА, психологическим надломом, большими потерями ранее. С другой, теперь некому было уменьшить масштабы трагедий, некому было хоть как-то прикрыть избиваемую пехоту. Осень 41-го, когда у РККА были танки, но не было танковых войск, стала худшим временем во всей истории войны. Контрнаступление под Москвой дало по крайней мере передышку, возможность оглянуться вокруг и исправить ошибки.
Время возмужания. Кампании 1942-1943 годов
Недостатки «бригадной ереси» стали очевидны уже к концу битвы под Москвой. Да, русские добились множества тактических успехов, да, где-то немецкие гарнизоны оказывались окружены. Но в целом немцы удержались в шажке от катастрофы. Особенно обидным оказалось положение под Ржевом: атаки затихли из-за полного истощения войск, когда оставалось перекусить буквально последнюю артерию снабжения 9-й армии вермахта.
Ржев мог стать местом не долгих кровопролитных мучений, а величайшего успеха зимней кампании — но не стал. Сделать последний шаг могли помочь как раз танковые корпуса, но именно их-то у нас и не было. Да, лето 41-го выявило сокрушительную и обидную истину: РККА не имела достаточно квалифицированных командиров, чтобы управлять крупными танковыми силами. Однако теперь Ставка осознала, что победить дракона можно только имея собственного, и принялась восстанавливать ударный потенциал. Ошибку 41-го предстояло исправить.
Весной 1942 года на Юго-Западном фронте появились танки с необычной литерой на борту: КС. Это были первые прибывающие на фронт части танковых корпусов.
Советские подвижные соединения имели одну необычную особенность. Фактически корпуса РККА соответствовали по численности немецким дивизиям, армии — корпусам. В этом был свой смысл. Дело в том, что Ставка летом 1941-го насмотрелась на пехотных начальников, своей волей подчиняющих танковые дивизии и мехкорпуса себе. Поэтому командиры танковых и механизированных корпусов нового поколения имели более высокие звания, чем их коллеги в пехоте, и само название соединений подчёркивало их более высокий статус. Таким образом предполагалось заранее пресечь в зародыше попытки пехотных начальников без предварительной договорённости с высшими штабами прибирать к рукам драгоценные подвижные соединения.
Новые формирования выглядели куда более сбалансированными, чем мехкорпуса 41-го. Они обладали лучшей управляемостью, располагали пристойными мотострелковыми группами, были значительно лучше обеспечены транспортом и, в отличие от отдельных бригад, объединены корпусным штабом, имея общий развитый тыл. Словом, всё это позволяло надеяться на успех в грядущем сражении. Предстояло окружить крупную немецкую группировку в районе Харькова, и это самая очевидная и логичная задача для подвижных соединений. Помимо корпусов для участия в наступлении выделялась целая россыпь танковых бригад. Русские неплохо подготовились к этой битве.
Тем горше оказалось разочарование. Русские создали себе инструмент маневренной войны, но ещё не научились им владеть. Сражение развивалось остро для немецких войск: фронт был прорван в двух местах. Однако в решающий момент маршал Тимошенко промедлил с вводом в бой собственной ударной силы — тех самых танковых корпусов. Быстрое продвижение в тыл немцам, скорее всего, вызвало бы обвал обороны.
Собственно, на немецкой стороне фронта уже началась тихая паника: командующий группой армий «Юг» фон Бок хотел просто закрыть одну из двух брешей своими подвижными резервами. Однако начальник штаба сухопутных войск Гальдер скрутил фон Бока в бараний рог и заставил нанести удар во фланг наступающим. В этот момент танковые корпуса ЮЗФ уже пробивались вперёд. Слишком поздно: немцы вели своё наступление быстрее, чем русские своё. Нехватка сначала решимости, а затем скорости оказалась фатальной. Ударная группировка Юго-Западного фронта едва не окружила части вермахта перед собой, но вместо этого оказалась в окружении сама и погибла почти в полном составе.
Харьков — оглушительное и очень обидное поражение РККА и её танкистов. В первую очередь горестно, что это была необязательная катастрофа. Одно вовремя принятое правильное решение могло — должно было — полностью изменить расклад. Однако в очередной победе вермахта уже проглядывали признаки будущих неприятностей: русские не добились результата, на который рассчитывали, но побывали в шаге от успеха. Это, конечно, не могло утешить сотни тысяч погибших или попавших в плен людей.Как бы то ни было, насчёт применения танковых войск в Ставке сделали правильные выводы. 1942-й стал годом массового формирования танковых и механизированных корпусов новой модели. Уже летом 42-го они пошли в бой. Структура по-прежнему не устоялась, у командиров было мало опыта применения крупных подвижных соединений, тем не менее они сыграли свою роль в крупных баталиях этой жесточайшей кампании.
Тем летом немцы использовали модернизированные Pz-4 и штурмовые орудия, уже не уступавшие Т-34 и КВ по уровню защищённости и огневой мощи. К тому же из-за эвакуации заводов на восток советские танковые войска оказались в критическом положении. На фронт массово отправлялись «мобилизационные» лёгкие танки Т-60 с откровенно убогими боевыми возможностями, в состав ленд-лизовской техники в изобилии входили монстры вроде «Генерала Ли», получившие невесёлое фронтовое прозвище «братская могила».
Наконец, качество выпускаемых Т-34 находилось ниже всякой критики: завод в Сталинграде скоро должен был оказаться на линии огня, поэтому на технологию производства уже махнули рукой, стараясь произвести машины, хотя бы способные своим ходом добраться до фронта. В глубоком тылу положение дел было далеко не всегда лучше. Переход к станку стариков, женщин и подростков — это, безусловно, трудовой подвиг, однако это была, конечно, неважная замена квалифицированным рабочим, ушедшим на фронт, — и это обстоятельство разительно сказывалось на качестве продукции, в том числе танков и особенно запчастей к ним и боеприпасов.
В том же, что касается тактического мастерства, немцы по-прежнему серьёзно превосходили русских. Операцию «Блау» — немецкое наступление на Кавказ и Сталинград — пытались остановить серией контрударов танковых армий. Поначалу эффект вызывал мрачное ощущение дежавю: на наступающих плескали танками как водой. Выучка противника находилась на, как казалось, недосягаемом уровне, а индустриальные возможности Третьего рейха превосходили советские радикально: хотя бы снести противника шквалом огня удавалось крайне редко, в то время как вермахт прокладывал себе дорогу, непрерывно выпуская тысячи тонн снарядов.
Тем более советские танкисты, к сожалению, сами постоянно облегчали противнику задачу. Да, мотопехота и кое-какая артиллерия в танковых корпусах появилась, но это ещё не значит, что с ними уже научились взаимодействовать. И в 1942-м, и позднее, в 1943-м, регулярно воспроизводилась одна и та же ситуация: танки без пехоты, пехота без прикрытия, артиллерия не попадает в цель или попадает не туда, и все вместе действуют без должной разведки.
Однако даже в таком виде эффект изменений постепенно проявлялся. Осенью 41-го удачные прорывы окружённых частей РККА случались крайне редко. Летом 42-го успешное вытаскивание окруженцев из котлов происходило не всегда, но случалось, и достигался этот эффект часто именно благодаря танковым корпусам. К таким случаям относится, например, окружение «группы Журавлёва» из нескольких стрелковых дивизий на подступах к Сталинграду.Их вытащил оттуда контрудар 13-го танкового корпуса. Вообще, летом под Сталинградом танкисты сыграли более чем значимую роль. Именно сыпавшиеся на немцев контрудары не позволили въехать в город прежде, чем пехота развернёт оборону по улицам. Вермахт наступал на крупный индустриальный центр, и навстречу ему шёл поток «тридцатьчетвёрок» со Сталинградского тракторного завода. Выпуск техники в городе прекратился, только когда цеха были разрушены воздушными и артиллерийскими ударами.
Ну а осенью танковые войска впервые заявили о себе как о средстве перелома всей войны. В операции «Уран», окончившейся окружением 6-й армии вермахта во главе с Паулюсом, участвовали россыпь механизированных корпусов новой волны и 5-я танковая армия. Именно её прорыв оказался особенно сокрушительным: разрушив занимаемую румынами линию фронта, армия вышла в податливый тыл немецких войск. Специфика глубоких прорывов состояла в том, что, идя по тылам, танкисты собирали огромные толпы пленных и горы трофеев.
Армия индустриальной эпохи более чем наполовину состоит из тыловиков, не имеющих ни тактической подготовки, ни боевого духа, ни часто даже оружия. Котёл кроме прерывания путей подвоза страшен тем, что множество тыловиков оказывается на передовой, не умея и не имея чем защищаться. Именно такие люди в основном составляли колонны пленных до горизонта осенью 1941-го года, и именно они теперь попадали в плен уже к русским.
Перед операцией «Уран» Василий Вольский, командир одного из мехкорпусов южной «клешни», подал выше записку, согласно которой войска недостаточно готовы к операции и она может завершиться катастрофой. Как выяснилось, Василий Тимофеевич несколько недооценил себя и своих людей: его корпус после прорыва обороны взял 7 тысяч пленных ценой потери всего 16 человек убитыми. Такое произошло по прозаической причине: после прорыва первых рубежей начался массовый угон в плен стройбатов, персоналов складов, полиции, водителей. Может показаться, что нет ничего героического в захвате растерянных связистов и ремонтников, но именно такие удары наносят наиболее сокрушительный урон.
Сталинград и серия связанных с ним сражений — первый звёздный час советских танковых войск. В цепочке окружений погибли основные силы неприятельской группы армий «Б». Русские почувствовали вкус молниеносной войны и не собирались останавливаться на достигнутом. В конце зимы контрудар вермахта под Харьковом отбросил наступающие войска на несколько десятков километров, но это наступление оказалось в большей степени эффектным, чем действительно сокрушительным. Фронт стабилизировался до лета.
Крупнейшее танковое сражение в мировой истории — битву под Курском — танкисты РККА ожидали в сложном положении. С одной стороны, Сталинград излечил их от комплекса неполноценности. Налицо имелись многочисленные, уже неплохо вооружённые силы. С другой стороны, быстрый рост числа танковых и механизированных корпусов — притом что бригады и полки поддержки пехоты никуда не девались — привёл к тому, что опытных солдат и особенно командиров по-прежнему не хватало. Люди, возглавлявшие зимой корпуса, теперь получили под начало армии. К тому же советские танкисты окончательно утратили преимущество в качестве матчасти: вермахт использовал «зоопарк» новейшей бронетехники, в частности «Тигры» и «Пантеры».
Старые Т-34 уже очевидно не отвечали требованиям времени, но многие бригады только мечтать могли хотя бы о Т-34, по-прежнему воюя на лёгких машинах. Вдобавок моторизация РККА по-прежнему шла медленно даже в танковых войсках. Многие мотострелковые части были «мото-» очень условно. Все эти обстоятельства привели к тяжелейшим потерям под Курском и впоследствии в кампании на Украине. Так, 1-я танковая армия Катукова в операции «Румянцев» — контрнаступлении под Курском — потеряла 180% техники.Это невероятно тяжёлые потери: за три недели состав армии обновился почти дважды. Было, впрочем, одно огромное отличие от первых двух летних кампаний. Если сейчас речь шла об огромной цене успехов, летом 41-го и 42-го РККА доставалась в основном огромная цена поражений. Отшлифовать навыки маневренной войны ещё только предстояло. Однако направление было выбрано правильное.
Одним из важных, но не сразу отслеженных изменений стало накопление опытных солдат и командиров. Общая оперативная обстановка была такова, что армии всё-таки не выбивались поголовно, а раненые не оставались в котлах на милость врага, а возвращались в строй через какое-то время. К тому же надо отметить, что командование РККА в целом и Автобронетанковое управление в частности были безумно самокритичны, и после каждого проигранного сражения следовала масса предложений по исправлению ситуации. Наконец, наладившееся снабжение боеприпасами и топливом позволило не только тратить всё это на поле боя, но и активнее расходовать на обучение новых призывников.
За 1943 год и в кампании зимы и весны 1944-го устоялась структура танковых и механизированных корпусов, танковых армий, командиры получили бесценный опыт и смогли его передать дальше. Конечно, сказать проще, чем сделать, и, к великому сожалению, почти всегда этот опыт начинался с братских могил под какой-то безвестной деревушкой. Однако другого способа получить достаточное количество квалифицированных командиров для СССР просто не существовало. Тем не менее к весне 1944 года РККА и её танковые войска были готовы нанести серию нокаутирующих ударов своим недавним мучителям.
Мечи Немезиды. Финал войны
Весной 1944 года на фронте началось наступление, почти не останавливавшееся до конца войны. В течение короткого времени германская линия обороны рухнула практически повсюду. Разумеется, танковые и механизированные войска сыграли в этом процессе одну из первых скрипок.
Русские так и не создали полных аналогов немецких танковых армий 1941 года. Однако в течение кампании 1944 года они окончательно отшлифовали исключительно гибкую систему устройства танковых и механизированных войск и уже не меняли её до лета 1945-го. Высшим объединением для них была танковая армия, которых в кампании 44-го года участвовало шесть. В них была собрана примерно треть всей бронетехники. Каждая армия состояла из 1–2 танковых и 1–2 механизированных корпусов, а также частей усиления.
К примеру, 2-я гвардейская танковая армия Богданова к концу Висло-Одерской операции в начале февраля 1945-го включала два танковых корпуса, мехкорпус, отдельный тяжёлый танковый полк на ИС-2, отдельную лёгкую артиллерийскую бригаду, два мотоциклетных батальона и отдельный мотострелковый батальон осназ. Что всё это означает?
В руках у командующего армией Семёна Богданова находились три самостоятельных соединения, способных выполнять частные задачи, плюс резерв, включающий тяжёлые танки и артиллерию, которые он мог положить на весы в нужный момент, и, наконец, дополнительные боевые единицы для решения разведывательных и специальных задач. Причём танковые и механизированные корпуса при необходимости сами легко раскладывались на отдельные боевые группы: каждая бригада имела всё необходимое для решения обычных задач, а в случае надобности её легко могли поддержать артиллеристы или убойный аргумент в лице тяжёлых танков.
Этажом ниже находились отдельные танковые и механизированные корпуса. Их включали в состав общевойсковых армий. Казалось бы, распыление сил. Однако в действительности такой приём резко повышал опасность для вермахта даже обычной пехоты. Армейские командиры не раздёргивали драгоценные подвижные соединения, как в 41-м, а получали на руки готовые мощные подвижные отряды.
Такой корпус в острый момент наступления мог как чёрт из табакерки выскочить из-за спин пехотинцев и превратить локальную неудачу немцев в катастрофу. Классика таких операций — это, например, прорыв 9-го танкового корпуса генерала Бориса Бахарова летом 44-го в тыл немецкой 9-й армии под Бобруйском. Корпус придали 3-й армии и ввели в бой, когда наступление было забуксовало. Бахаров, опытнейший командир, воевавший с лета 41-го, быстро доломал немецкие редуты, а дальше принял дерзкое самостоятельное решение и сорвал джекпот.
Его корпус одним рывком занял мосты через Березину, отрезав на восточном берегу сразу несколько немецких дивизий, причём немецкий танковый резерв оказался разрезан по живому и как единое целое больше не воевал. В результате разумной и вовремя проявленной инициативы нарождающийся Бобруйский котёл сразу же оказался рассечён пополам. В течение нескольких дней отдельный котёл восточнее Березины был уничтожен. Если бы в РККА все подвижные соединения собирались в танковых армиях, этот успех был бы просто нереален: пехота не смогла бы успеть за стальной лавиной, летящей к Березине. Борис Бахаров, к сожалению, погиб всего через пару недель после своего главного триумфа.Наконец, существовало и более мелкое дробление подвижных войск РККА. Танковые бригады, отдельные танковые и самоходные полки никуда не девались и насчитывали в общей сложности несколько тысяч боевых машин. Отдельная танковая бригада насчитывала по 65 танков, что делало её уже достаточно веской силой на тактическом уровне, отдельный полк включал 21 танк. Конечно, бригада или полк — это не то соединение, которое можно послать в глубокий прорыв, их задачей было не развитие успеха в глубину, а усиление удара своих «подопечных».
Причём свои мотострелки и сапёры обязательно присутствовали в этих отдельных частях, то есть в отрыве от стрелковых дивизий танкисты или самоходчики не делались беспомощными. Вообще, отлаженное взаимодействие с пехотой и артиллерией позволяло делать многие, казалось бы, рискованные вещи, например успешно действовать танками в городах. При грамотной поддержке пехоты разрекламированные «фаустники» просто погибали на своих чердаках под градом пуль стрелков сопровождения.
В чём состояла суть всех этих преобразований? Командир любого уровня, начиная от стрелкового корпуса или даже дивизии, получал в свои руки широкий набор инструментов для работы. Если пехота не справлялась, её оперативно поддерживали танками и самоходками. Если наклёвывался прорыв, то командующий общевойсковой армией мог не тратить времени на согласование манёвров со ставкой, не упускать момент — он просто использовал собственные силы для быстрого рывка в нужную сторону. Наконец, в распоряжении командующих танковыми армиями и фронтами, в которые они входили, находился настоящий конструктор.
По необходимости комфронта мог быстро и легко усилить противотанковый, зенитный компонент, добавить лёгкие мобильные части для рейдов, тяжёлую технику для прорыва, словом, не тратя времени, подогнать своё войско под решение конкретной задачи. В случае необходимости одна часть войск могла сдерживать неприятельский контрудар, другая — решать основную задачу по принципу «а Васька слушает да ест».
К примеру, летом 44-го Минск был освобождён именно таким манёвром: пока немцы танковым кулаком успешно сдерживали атаки на шоссе, ведущем в белорусскую столицу с северо-востока, отдельный танковый корпус промчался в обход самого поля боя и въехал в Минск, почти не встретив сопротивления. Лобовая драка на шоссе мгновенно стала бессмысленной, а полевой армии вермахта восточнее Минска был поставлен мат: всего через неделю она капитулировала в кольце.
Танковые войска 42-го и 43-го годов были кувалдой, которую обрушивали на противника, но в последние 12 месяцев войны это была скорее стая стремительных смертоносных хищников, способных к впечатляющей координации усилий. Танковые корпуса и армии сходились, расходились, маневрировали подчас по удивительно затейливым маршрутам, сея в тылу неприятеля панику и собирая орды пленных.К примеру, незамеченным шедевром оперативного искусства стала Померанская операция весной 1945-го. В ней участвовали две танковые армии — 1-я Катукова и 2-я Богданова — и несколько отдельных частей. Сначала танкисты вырвались на берег Балтийского моря, попутно оставив в котлах несколько отдельных немецких частей, затем армия Богданова «крюком» зацепила фланг корпуса СС к западу от себя, для чего ей пришлось, по сути, сделать петлю, а армия Катукова атаковала вообще в направлении на восток и вырвалась на Гдыню с запада вдоль побережья. Проделав все эти эволюции в весенней грязи, армии вернулись на Одер, чтобы поучаствовать в штурме Берлина.
Такая операция требовала чрезвычайно хорошо организованной логистики и чёткой дисциплины. Не следует думать, что учились только генералы. Победы 44–45-го, «восстановление симметрии ужасов», по выражению Дэвида Гланца, стали возможными также и потому, что тактические командиры и солдаты оказывались в состоянии реализовать даже самые сложные манёвры, а в острой ситуации показывали впечатляющие навыки тактической импровизации. Скажем, зимой 45-го у польской деревеньки Лисув отряд уральских танкистов устроил неожиданное избиение батальону «Королевских тигров»: узнав от пленного, что на подходе тяжёлые танки, русские на месте сымпровизировали засаду, окончившуюся избиением противника и гибелью командира неприятельского батальона.
Что интересно, все эти отрадные ужасы устраивались противнику на не самой совершенной технике. По иронии судьбы величайшие победы РККА одержала, располагая менее технически совершенными, чем у противника, боевыми машинами. В боевых порядках можно было даже зимой 45-го встретить ленд-лизовские «Валентайны», которые уже в 42-м смотрелись не слишком убедительно.
Основная масса советских боевых машин обладала просто приемлемыми характеристиками. При этом целые семейства техники имелись только в виде поставок по ленд-лизу или трофеев. РККА не имела своего БТР, не имела вообще никаких самоходных гаубиц, отсутствие достаточно мощных скоростных тягачей неизбежно ограничивало поддержку танкистов только лёгкой артиллерией. Этот недостаток был продолжением достоинств: промышленность могла наращивать выпуск основных видов техники в ущерб разнообразию. С другой стороны, именно гигантские размеры нашего «зоопарка» и возможность постоянно его обновлять позволяли организационные экзерсисы. В конечном итоге концепция строительства танковых войск конца войны оправдалась.
Путь к успеху не был усыпан розами, и может быть, главным достижением советских танкистов — от рядовых до маршалов — стала именно способность непрерывно, потом и кровью повышать уровень своих боевых навыков, подгонять технику и тактику под имеющийся личный состав, разрабатывать новые тактические приёмы даже в темнейшие моменты кампаний 1941 и 1942 годов, когда противник казался непобедимым, когда любое новое сражение приносило горы трупов при скромных результатах.
Нельзя сказать, что положение генералов здесь было радикально лучше, чем положение обычного солдата. Танасчишин, Бахаров, Хацкилевич, Лизюков — очень многие командиры корпусов и армий разделили судьбу своих погибших или раненых на войне подчинённых. В итоге пот, кровь и непрерывное напряжение ума дали плоды. В течение войны танкисты РККА прошли путь от постоянного падения в нокдаун через грубую, но мощную силу к армии, находящейся в авангарде мирового военного искусства.
Автор: Евгений Норин
