Stfw.RuВ последние годы данная тема практически полностью монополизирована чиновниками-«патриотами» и духовенством. Считается, что многие проблемы российского общества происходят от «размывания» «традиционных российских духовно-нравственных ценностей», которое является серьезным вызовом национальной безопасности (см. «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации«). «Поднятие» уровней нравственности и духовности — по сути своей неизмеримых — называется чуть ли не важнейшей задачей государства, однако, несмотря на открытие за последние 25 лет более 26 тыс. православных храмов, изучение в школах «основ православной культуры» и усиливающуюся борьбу с тлетворным влиянием Запада, ситуация не становится лучше. Напротив, по многим позициям Россия выглядит в разы хуже, чем наиболее «безнравственные» из современных обществ.
Отставание от «бездуховных»
Недавно глава Роспотребнадзора Анна Попова вновь обратила внимание на проблему распространенности ВИЧ в стране, сообщив, что число инфицированных этим вирусом в некоторых регионах уже превысило 1% населения. Вряд ли это точная статистика: ежегодно анализ на ВИЧ сдают менее 20% россиян, и почти все они — те же люди, которые делали это и в предшествующем году. Летом 2016-го в Новосибирске экспресс-тест у ранее не проверявшихся граждан выявил почти 5% зараженных. Но российские «специалисты» продолжают утверждать, что эпидемия касается в основном маргинальных групп населения, а «страны Запада используют эту тему в качестве элемента информационной войны против России». Однако, какой бы ни была эта «война», статистика указывает на трехкратный рост инфицирования гепатитом С и тридцатикратный рост заражения сифилисом только за 2001–2015 годы. Смертность от СПИДа в «нравственной» России в 2016 году составила от 25 тыс. до 30 тыс. человек, тогда как, например, в самой крупной стране ЕС, Германии, — менее 500 человек.
Схожим образом обстоят дела с наркоманией. Количество зарегистрированных наркоманов в стране в 2016 году составило 640 тыс. и выросло более чем вдвое в сравнении с 2006 годом. В 2014 году руководство Госнаркоконтроля заявляло о том, что более 70 тыс. молодых наркозависимых россиян умирают каждый год. В Голландии, где большинство легких наркотиков легализованы, от наркомании умирают от 100 до 150 человек ежегодно — почти в 60 раз меньше на 100 тыс. жителей, чем в России, — и это цифры, никакой «пропагандистской войны».
Семейные узы
Разумеется, говоря о духовности, сложно не упомянуть межличностные и семейные отношения. Россия сегодня остается одной из стран, в которой в семье женщины наиболее подвержены домашнему насилию (часть случаев которого, прежде всего побои, была декриминализирована в этом году). В целом в стране около 40% тяжких насильственных преступлений совершалось и совершается в семьях, а вероятность быть убитой собственным мужем у россиянки в пять раз выше, чем у некоей обобщенной жительницы страны-члена ЕС и почти в 20 раз выше, чем у среднестатистической голландки или австрийки. На фоне борьбы с пропагандой «нетрадиционных сексуальных отношений» власти не слишком обращают внимание на то, что число разводов на 100 тыс. человек в России выше, чем в ЕС, в 2,5 раза, а доля беременностей, заканчивающихся абортами, составляет 31,6% против 11,4% по ЕС в целом и 3,0% в Австрии и 1,5% в Польше. Примеры можно продолжать.
В целом российское общество остается крайне склонным к насилию и низкой оценке человеческой жизни, что на удивление присуще и деятелям церкви. Протоиерей Всеволод Чаплин, например, утверждает, что «мир долгим не бывает, и мир и сейчас долгим, слава Богу, не будет», полагая, что «не нужно бояться того, что по воле Божьей, или, по крайней мере, по попущению Божию уничтожается или будет уничтожаться большое количество людей». Несмотря на то, что число полицейских в России остается одним из самых высоких в мире, мы опережаем Германию по числу убийств на 100 тыс. человек почти в 10 раз.
Подмена понятий
Разумеется, проблемы России не сводятся к описанным — я лишь акцентировал внимание на тех, которые выглядят наиболее рельефными и которые существенно отличают жизнь в нашем обществе от реальностей социальных систем, именуемых отечественной пропагандой «бездуховными» и «заблудившимися». Не отрицая значимости нравственных норм для любого общества, я бы хотел выразить серьезное сомнение в том, что современная российская стратегия замалчивания проблем (как в случае с ВИЧ и другими инфекциями), упора на запретительные меры (как в деле борьбы с наркоманией), ухода от регулирования семейных отношений (как при декриминализации насилия) и разжигания презрения и ненависти (в отношении внешних противников, лиц нетрадиционного поведения, несогласных) способна привести к серьезным позитивным переменам. Постулируя необходимость поддерживать «приоритет традиционных российских духовно-нравственных ценностей и соблюдение основанных на этих ценностях норм поведения», Кремль во многом снимает с себя ответственность за формирующиеся в стране негативные тренды, противостояние которым требует не риторики, а действий.
По сути, разговор о духовных ценностях становится не только хорошим инструментом пропаганды, который апологетизирует Россию в целом как «островок нравственности», но и в случае необходимости делает каждого человека ответственным за свои собственные проблемы, так как их причиной выглядит не провальное состояние государственной политики, а его личное поведение. Усиленно утверждая квазирелигиозное мировоззрение (а именно таковым и является идеология «традиционных ценностей»), российские власти, на мой взгляд, забывают о двух фундаментальных моментах.
С одной стороны, сама по себе религиозность (и «традиционализм») не обязательно облегчают социализацию личности. Напротив, они часто становятся инструментом, с помощью которого человек оправдывает свои антисоциальные поступки — как надеясь на прощение свыше, так и полагая, что его вера важнее его действий. Как показывают, например, многочисленные социологические исследования в США, по числу убийств, изнасилований, грабежей, разводов, случаев подростковой беременности, 10 наиболее религиозных штатов Америки опережают 10 наиболее светских в 2-7,5 раза, и не отстают от них ни по одному показателю асоциальных проявлений.
С другой стороны, постоянные рассуждения о духовности объективно порождают ощущение ее реального существования, с которым диссонируют антисоциальные явления — что естественно сопровождается умышленным снижением внимания к последним (а если не получается — то такое внимание можно назвать «происками» и «очернением»). Это, в свою очередь, порождает снижение масштабов государственных усилий, направленных на преодоление реальных, а не иллюзорных, проблем, которые стоят перед российским обществом.
Сегодня можно констатировать, что ориентация на «духовность» не принесла в России ожидаемых результатов — и, наверное, следует пойти по пути, более привычному для цивилизованных стран. В США, где в 2015 году было выявлено 39,5 тыс. случаев заражения ВИЧ, на борьбу с этой болезнью выделяется $27,4 млрд. в год — сравнение с 86,6 тыс. выявленных новых случаев заражения в России в 2016 году и $600 млн. финансирования говорит само за себя. Необходимо не снижать, а привлекать возможно большее внимание к проблемам домашнего насилия, считая его наиболее противоестественным и потому опасным из всех видов насилия, существующих в обществе. Следует, скорее всего, перенимать европейский опыт работы с наркозависимыми, сбивая ажиотаж вокруг потребления легких наркотиков, одновременно усиливая борьбу с героиносодержащими и синтетическими субстанциями.
Можно предложить и многие другие меры — но совершенно очевидно, что если Россия хочет выжить, следует перестать считать храмы и молитвы самым действенным средством противодействия негативным тенденциям, и полагать любую объективную информацию о существующих проблемах происками врагов. Да и умиляться нашей «духовности» пора заканчивать — просто потому, что таковой ну как-то совершенно не наблюдается…
