Мы ждем перемен - 2. Почему и как формируется спрос на радикальные изменения: почти 60% россиян выступили за решительные перемены в стране
В августе 2017 года мы провели исследование, целью которого было выяснить, насколько граждане страны готовы к переменам. Тогда 42% россиян выступили за решительные и полномасштабные
В августе 2017 года мы провели исследование, целью которого было выяснить, насколько граждане страны готовы к переменам. Тогда 42% россиян выступили за решительные и полномасштабные перемены, почти столько же (41%) высказались за незначительные изменения и постепенное улучшение текущей ситуации1. На радикальных реформах, как правило, настаивали малоимущие слои населения. Продвинутые социальные страты в большей степени хотели бы постепенных изменений. Молодежь до 25 лет - возрастная группа, которая в наименьшей степени стремилась к решительным переменам.Четких представлений о том, какие конкретные шаги необходимы для улучшения ситуации, у большинства населения не было. В обществе доминировали самые общие пожелания: чтобы уровень жизни и ее качество были повышены. Запрос на более активное государственное регулирование указывал не столько на патерналистские настроения (хотя и они присущи большинству социальных групп), сколько на неудовлетворенность текущим положением дел при полном непонимании, куда двигаться дальше.Как раз два года назад наиболее внятно прозвучало мнение, что настала пора переключить внимание с внешней политики на внутреннюю. Россия уже стала great again, пришла пора заняться внутриэкономической и социальной повесткой. В большинстве своем граждане не знали, кто может предложить осмысленный план перемен, и по привычке называли в качестве потенциальных модернизаторов Путина и политиков, участвующих в федеральных выборах.В мае 2018 года, вскоре после президентских выборов, Левада-Центр уже вне рамок нашего исследования повторил ключевой вопрос о том, каких перемен - радикальных или умеренных - хотят респонденты. Решительных перемен хотели бы уже 57% респондентов; 15 процентных пунктов роста - это серьезно. Сторонников постепенных изменений стало меньше - 25% (в августе 2017 года 41%)2.Президентские выборы не то чтобы сформировали завышенные ожидания. Однако, перейдя рубеж выборов (весьма механически, при автоматическом голосовании конформистского крымского большинства за Путина как за символ нации), люди стали связывать с новым политическим циклом надежды на перемены. Власть это тоже ощущала, но при отсутствии четкой стратегии и целеполагания в рамках какой-либо политики - внутренней, внешней, экономической - предложила публике невнятную идею "прорыва", непонятно куда и неясно зачем.Пенсионная реформа, затухание мобилизационного эффекта крымско-антизападной и милитаристской риторики, растущий скепсис по поводу начинаний властей в социально-экономической сфере (после пенсионной реформы национальные проекты как основной инструмент экономической политики не вызвали никакого энтузиазма) - все это обвалило рейтинги власти. Впоследствии они зафиксировались на более низком плато3.Протестное голосование на выборах разных уровней в сентябре 2018 года лишь закрепило представление о том, что запрос на перемены - пусть абстрактный, нечеткий и, скорее, популистского свойства - существует. В ответ на унижение со стороны властей (стройки без совета с гражданами, исключение из избирательного процесса настоящей, не имитационной оппозиции, необоснованные репрессии) происходит очевидное пробуждение гражданского общества, "революция достоинства" превращается в перманентный процесс. Казалось бы, на этом фоне неизбежны перемены, включая изменения в политической сфере или хотя бы в области коммуникации власти и граждан. Однако полицейский произвол лишь закрепил линию власти на отказ от диалога с гражданским обществом и от демократизации политической системы. Фактически началась открытая гражданская война: авторитарный режим, продолжая тактику усиления пропаганды и кооптации отдельных представителей гражданского общества во власть, перешел к более интенсивным репрессиям.Дальнейшая экспансия государства в экономике и отсутствие структурных реформ погасили надежды системных либералов на авторитарную модернизацию. Система если и готова реализовывать модернизационные усилия, то исключительно в рамках технократических проектов, например в области цифровизации (наше недавнее исследование, основанное на углубленных интервью с экспертами - участниками селекции управленческих кадров и бизнесменов, показало, что элиты не верят в перемены, инициированные государством4).На этом фоне логично было бы предположить, что несколько абстрактные, но настойчивые требования перемен лишь усилятся. Летом 2019 года мы провели всероссийский опрос, в котором повторили ряд вопросов двухлетней давности, чтобы посмотреть данные в динамике, и задали несколько новых уточняющих вопросов. Полученные результаты подтвердили высказанное предположение.Кто хочет переменПроведенный нами опрос показал, что перемен желают все больше людей. Выросло число и сторонников радикальных изменений, и тех, кто поддерживает идею постепенной трансформации системы.Радикальных перемен больше всего хотят:- респонденты возрастной категории 40-54 года (63%), то есть люди, которые в скором времени будут входить в предпенсионный возраст, недовольные, в частности, пенсионной реформой и не слишком уверенно чувствующие себя на рынке труда;- респонденты с высшим образованием (62%);- респонденты с низким потребительским статусом, которым едва хватает на еду (66%);- средние города (60%), но не Москва, которая дает 54%;- критики нынешнего режима - те, кто не одобряет деятельность Владимира Путина и не хочет его переизбрания на следующий президентский срок в 2024 году (у них самый высокий показатель - 80%).Нарастающее требование перемен проявилось и в ответах на вопрос о том, кто в нашей стране прежде всего заинтересован в изменениях. По мнению респондентов, это в первую очередь следующие пять групп: молодежь, малоимущие слои населения, пенсионеры, средний класс и бюджетники. По всем этим категориям за прошедшие два года наметился рост в 6-8 п. п.Перемены нужны, во-первых, тем, кто работает: людям, составляющим основу общества и экономики, - среднему классу и предпринимателям. Во-вторых - тем, у кого положение (личное, социально-экономическое) неважное или безнадежное: бюджетникам, пенсионерам, малоимущим слоям. Наконец, в переменах нуждается молодежь, которая, как считают респонденты, должна стремиться к чему-то новому. Сама молодежь, судя по результатам опроса, эту точку зрения разделяет.Что касается лидеров "антирейтинга" - респондентов, которым перемены не нужны, то это прежде всего граждане, у которых образование ниже среднего, люди старше 55 лет, вероятно, проявляющие возрастной консерватизм в логике "как бы не было хуже", и москвичи (18%!). Можно предположить, что степень удовлетворенности уровнем и качеством жизни в Москве достаточно высокая, поэтому жители столицы не очень хотели бы что-то менять. Последние цифры еще раз подтверждают расхожее, но верное представление о том, что Москва - еще не вся Россия.Какие перемены нужныНа открытый вопрос о том, что именно следует изменить в первую очередь, наши респонденты указывали на необходимость повышения зарплат, пенсий, общее повышение уровня жизни в стране. Это около четверти всех ответов. С подобного рода требованиями перекликаются довольно распространенные пожелания снизить высокие платежи в сфере ЖКХ, контролировать цены на лекарства, продукты, предметы первой необходимости (11%). Почти столько же респондентов считают первостепенными борьбу с коррупцией (10%) и необходимость облегчить доступ к медицине (9%; по словам респондентов, к врачам становится все труднее попасть, нужно либо долго сидеть в очередях, либо платить за прием).title="Мы ждем перемен - 2. Почему и как формируется спрос на радикальные изменения: почти 60% россиян выступили за решительные перемены в стране" В целом большинство прозвучавших пожеланий так или иначе связано с необходимостью решать социально-экономические проблемы. Это та самая повестка, которая особенно заметно проявила себя, после того как граждане страны оценили задачу восстановления престижа и величия России как решенную. Россия уже стала "великой", пришла пора сосредоточиться на внутренних проблемах: этот тренд мы зафиксировали еще в первой фазе нашего исследования летом 2017 года.От власти ждут, что она будет "повышать пенсии", "сдерживать цены", "поднимать экономику", перераспределять доходы бюджета в пользу малоимущих. По мнению респондентов, это и есть "изменение отношения к людям" со стороны государства. Подобного рода представления о роли государства вполне патерналистские, но рациональные (это было отмечено в предыдущих наших исследованиях), особенно если учитывать неблестящее состояние экономики России и обещания власти поддерживать должный уровень социального обеспечения. В ответах респондентов проявляются проблемы относительно бедного российского населения. Респонденты не концентрируются на том, что именно и как нужно делать, чтобы наступили положительные изменения. Люди скорее говорят о том, что они хотели бы получить "на выходе", нежели о том, как этого добиться.Похожую картину дают ответы на вопрос, в котором респондентам предлагалось расставить приоритеты в закрытом списке различных мер государственной политики. Здесь на первое место выходят меры по борьбе с инфляцией - этого хотела бы примерно половина опрошенных. Около 40% выступают за повышение качества медицинского обслуживания и услуг ЖКХ.-->Примечания1 См.: Изменения и перемены. Пресс-выпуск. - Левада-Центр. - 19 июня 2018 // www.levada.ru/2018/06/19/izmeneniya-i-peremeny.2 Там же.3 См.: Одобрение деятельности Владимира Путина. Индикаторы. - Левада-Центр // www.levada.ru/indikatory.4 См.: Колесников А.,Волков Д. "Дети" Путина: кто будет править Россией после 2024 года? - М.: Московский Центр Карнеги // carnegie.ru/2019/10/03/ru-pub-79975.5 См.: Тревожащие проблемы. Пресс-выпуск. - Левада-Центр. - 25 сентября 2019 // www.levada.ru/2019/09/25/trevozhashhie-problemy-2/ .6 См.: Волков Д. "Надо плыть": общественное мнение о пенсионной реформе. - Carnegie.ru - 19 июля 2018 // carnegie.ru/commentary/76874.7 См.: Колесников А., Волков Д. Новая русская мечта: частная собственность для детей. - М.: Московский Центр Карнеги, 2018 // carnegie.ru/2018/11/20/ru-pub-77744.8 Kolesnikov A., Volkov D. Pragmatic Paternalism: The Russian Public and the Private Sector. - January 18, 2019 // carnegie.ru/commentary/78155.