Stfw.RuНа обочине 925-го километра трассы Ханты-Мансийск — Тюмень стоит настоящий монстр из гнутого металла и сломанного пластика. Из остова разорванного пополам автобуса торчат согнувшиеся кресла, с которых свисают детские шарфы. Вокруг под снегом всё ещё разбросаны детские вещи: маленькая пилочка для ногтей, крем для обуви, сапожки. Нетронутая плитка шоколада. Метрах в пяти на оторванной крыше автобуса лежит розовая детская куртка. Её припорошило снегом, который за прошедшие с аварии двенадцать часов ни на минуту не останавливался.
— Обстоятельства неудачно сложились, — говорит один из стоящих рядом со мной сотрудников МЧС. Его дежурство продолжается уже двенадцать часов, он явно устал и разговаривает отрывистыми предложениями. — Снегопад, видимость плохая, да и дорога, сами видите, её не то чтобы раз в десять минут убирали.
На этих словах мимо проезжают две снегоуборочные машины, мигая сигнальными огоньками.
В руках эмчеэсовца сигарета и стакан горячего кофе: на трассе стоит сухой мороз. Он делает глоток и рассказывает дальше:
— Крови много не было, а что была, ту снегом засыпало. Дети-то в основном переломанные.
От слова «переломанные» становится жутко. Два скрученных от удара автобусных кресла лежат в стороне от проезжей части. Ещё несколько на опушке леса. Те, что остались торчать из обломков автобуса, выпирают под разными углами.
— Вчера днём холодно было, когда врезались. И темнело уже. Пока ДПС подъехала, уже не было солнца совсем, — рассказывает работник службы спасения.
В ста метрах стоит второй грузовик. Почти нетронутый Volvo, с прицепа которого наполовину съехал тяжёлый тральщик. Одна гусеница почти на земле, вторая висит в воздухе. По предварительным данным, говорит человек из МЧС, удар о Volvo и крутанул автобус с детьми, дальше он несколько метров ехал почти боком, пока вторая фура не рассекла его надвое.
В аварии поучаствовала и легковая машина. Её водитель пришёл собрать вещи из занесённой снегом машины и неохотно рассказывает о произошедшем. В момент аварии в сторону легковушки полетели обломки, он резко ушёл в кювет и оказался зажат в водительском кресле. Когда он пришёл в себя, его освободили из смятого автомобиля, и он в темноте и холоде помогал спасать детей.
Больница
title="Слёзы Югры. Как трагедия на дороге сломала два сибирских города" источник: static.life.ru
На следующее утро в пункте переливания крови тихо. Разговоры ведутся вполголоса, громче всего звучит хруст бахил от шагов. На регистратуре три раза повторяется один и тот же диалог:
— Впервые кровь сдаёте?
— Да, впервые.
Стоящая в очереди пенсионерка рассказывает, что сибиряки должны держаться вместе. «Потому что так теплее», — объясняет она с грустной улыбкой.
Тепло в Ханты-Мансийске на вес золота — на улице минус двадцать три градуса, под ногами хрустит мёрзлый снег.
— Особенно нужно держаться вместе, когда у нас у всех такое горе. Это были не мои дети, но тут у нас все друг друга знают, так что и дети всем нам не чужие, — говорит она.
В самом конце фойе стоят подростки, две девочки в халатах. Это ученицы местной медакадемии. Они проходят практику в больнице и зашли в пункт на перерыве, чтобы успеть сдать кровь.
Девочки рассказывают, что лично с детьми пострадавшими не знакомы, но брат одной из них дружит с братом одного из погибших мальчиков. Они долго не решаются подойти к стойке регистратуры, закусывают губы и стесняются. Мимо проходит один из докторов станции: девочки просятся на сдачу. Врач говорит, что сегодня нужна только третья и четвёртая положительные группы. У девчонок первая и вторая. Разговор заканчивается, врач уходит, а девочки так и остаются стоять в коридоре.
В дальнем углу зала медик перебирает пакеты с кровью. На специальных подставках лежат плоские тёмно-красные упаковки с фамилиями доноров. Сестра листает книжку с базой доноров и звонит: «Добрый день, Лидия Васильевна? Это станция переливания крови вас беспокоит… А, уже идёте? Спасибо, ждём».
Панихида
-->
На отпевании детей ещё тише, чем в больнице. В городе вообще сегодня все тихие и ходят с опущенными головами: каждый телевизор настроен на новостную программу, а все новости только о произошедшей вчера аварии. Свои версии рассказывают таксисты, продавцы в магазинах и пассажиры в автобусах.В тишине церкви, которую нарушает только речь батюшки, горе слышится особенно ясно. В руках у людей горят свечи, по щекам катятся слёзы. Неподалёку от входа стоит мужчина и держится за голову, мерно подпевая церковному хору, который звучит из динамиков.
Служба заканчивается. Дети в зелёных одеждах спускаются переодеваться: на лицах грусть и печаль. Девочки в платочках смотрят друг на друга со слезами на глазах.
Около одной из икон свечку ставит пенсионерка Любовь Петровна. «Горе, ужасное горе», — говорит она сразу, хотя никто не успевает задать ей никаких вопросов. «Это ужасно, невинные дети, спасающие друг друга на морозе, в полной темноте и на таком холоде, я себе это представить не могу. Я не спала всю ночь».
Любовь Петровна рассказывает, что живёт в Ханты-Мансийске уже 40 лет и всё это время побаивается ездить на автобусах по области зимой. Погода плохая шесть месяцев в году, снег валит прямо в стекло, бураны постоянно. А из-за раннего наступления темноты водители, рассказывает она, начинают уже в первый час поездки клевать носом. Когда ездить всё-таки приходится, она садится рядом с ними и караулит, мало ли, уснёт. Из-за этого каждая поездка к дочери в Сургут — нервотрёпка на пять часов.Вчера дочь приехала в город сама сдать кровь. Но пункт сдачи закрылся уже к часу дня: все группы, которые требовались медикам, успели сдать ещё до обеда. «Завтра опять пойдёт, мало ли что».
Родственники
Тише всего в фойе гостиницы «Олимпийская». Это самое тихое место во всём Ханты-Мансийске. Сюда привезли родителей пострадавших и погибших детей. На первом этаже с ними работают психологи и сотрудники МЧС.Одна из психологов рассказывает, что она на ногах уже с раннего утра. Ханты-Мансийск — не первое место её работы, до этого были и авиакатастрофы, и железнодорожные крушения. Привыкнуть к такой работе, где в конце любого пути тебя ждут слёзы людей, говорит она, невозможно. Поэтому сама дома регулярно посещает психотерапевта. Она разговаривает еле слышным шёпотом, как и все люди в зале:
— Это сложно. Сегодня у нас в фойе была мама одного из погибших детей. Падала в обморок три раза. Увели обратно в номер, дали успокоительное, уложили спать. Но разве им таблетками поможешь? Есть одна семья, которая из комнаты своей вообще не выходит уже с утра. Их тоже понять можно. Им и таблеток не дашь, и на разговор не напросишься. Закрылись в своём горе, можно сказать. Но поймите, тут каждый справляется со своим горем по-своему, а я должна помогать, а не мешать.
На этих словах отец одного из детей, сидящий в центре зала, выходит из оцепенения и начинает плакать, схватившись за лицо. Женщина кивает мне, вежливо просит уйти и садится рядом с мужчиной. Они начинают разговаривать еле слышным шёпотом.
Через минуту начинается собрание. Вышедшая из одного из коридоров женщина становится в центре зала и начинает рассказывать о том, где и как будут проходить похороны и что вещи для похорон нужно запаковать в отдельный пакет и подписать.Тон хоть и сочувствующий, но сухой, официальный. Почему-то за неё становится стыдно. Но родителям всё равно, мне показалось, не все они понимают, о чём она говорит. Они не здесь.
Родители смотрят на женщину, еле сдерживая слёзы и с трудом оставаясь на ногах. У одной женщины не выдерживают нервы и она просто уходит к лифту. За ней, извинившись, уходит один из мужчин.
Дворец спорта “Сибиряк”
Гору детских игрушек и цветов на крыльце Нефтеюганского дворца спорта видно с противоположного края площади. Рядом с ней всегда стоят люди — 10–15 человек. Кто-то устаёт стоять на двадцатипятиградусном морозе и уходит, на их место всегда приходят другие. Люди, спешащие мимо по своим делам в обеденное время вторника, сначала тормозят шаг, потом останавливаются, подходят к траурному месту и стоят. Женщины крестятся, мужчины снимают на мобильные телефоны. Некоторые добавляют новые свечки к уже стоящим.Только подойдя вплотную, можно рассмотреть лежащие на розах и плюшевых медведях фотографии. Дети улыбаются, кто-то смотрит с фотокарточек серьёзно. У некоторых снимков в нижнем правом углу нет чёрной полоски: кто-то хочет, чтобы эти дети считались живыми до сих пор. На самом деле так хотят все. В районном МЧС глава отделения рассказала, что некоторые родители до сих пор, уже вторые сутки, не верят в то, что произошло, и просят считать их детей живыми.
В «Сибиряке» тоже тихо. Две девочки — Вика и Настя — пришли положить цветы в траур. Школьницы знакомы с жертвами катастрофы: с кем-то дружили, кто-то ходил в параллельный класс, с кем-то есть общие друзья.
Катастрофа сильно ударила и по ним. Мамы каждый день в слезах у телевизора, в школе учителя тоже срываются прямо на уроках. В и без того тихом Нефтеюганске в последние несколько дней царит гробовая тишина и стало слишком много слёз.
Девочки только что переписывались с Ильёй и Сашей — ребятами, находившимися в автобусе. Илья всё ещё в больнице с переломом ноги, а Саша уже дома в Нефтеюганске после лёгкого сотрясения мозга. Саша рассказал, как он ещё до поездки почувствовал неладное, плохое предчувствие, сел в конце автобуса и ни с кем не разговаривал всю поездку. Когда случилась трагедия, он схватился за кресло, и его вместе в обломками автобуса выбросило на дорогу. За секунду до этого он увидел, как кто-то из детей вылетел из окна автобуса, а одну из девочек сжало креслами насмерть.
