Три года назад в Донецке творилась история

Ровно три года назад в Донецке творилась история. Измученные безнадежными ни к чему не приводившими митингами, не поддерживаемые местными властями, не имеющие у себя за спиной никаких «вежливых людей», в канун праздника Благовещение жители Донбасса захватили здание областной администрации. Сегодня я вспоминала о том, как это было, и что случилось с нами за эти годы. источник: novorosinform.org Вот некоторые эпизоды. Воспоминания обыкновенного донецкого обывателя.Я помню, что 6 апреля мы пришли на митинг поздно, многие уже расходились, и людей на площади было не так много. Что-то довольно нудное вещали со сцены. От надоевших за месяц призывов: «Давайте подпишем петицию/прошение… нас должны услышать», — становилось еще грустней. Накануне в Луганске Валерий Болотов снял балаклаву и призывал действовать, но, казалось, нас этот призыв не затронул. Все уже понемногу привыкли к стандартному проведению выходных: идем на площадь, а оттуда идем куда-то еще и что-нибудь «захватываем». Запретили после ареста Павла Губарева ходить на обладминистрацию, установили там оцепление, народ не растерялся и пошел на горсовет, а до этого на СБУ, а до этого к ТВ-центру, а еще была прокуратура и т. д. После каждых выходных на карте города появлялось общественное здание, с гордо реющим флагом России. Позже, многие забудут об этом, россияне будут доказывать дончанам, что те изначально не хотели в Россию, что они хотели свою республику, но 6 апреля 2014 года дончане оставили площадь и последовали вперед именно за русским флагом. И отнюдь это не метафора или образное выражение! Это факт!Кто-то продолжал что-то рассказывать со сцены, в том числе почему нельзя поддаваться провокациям и преграждать движение, а тем более ходить к ОГА, когда группа людей с большим флагом России (активисты движения «Донецкая республика») выступили на ул. Артема, и все люди, находящиеся на площади, двинулись за ними. Я предполагаю, что те, кто шел впереди, знали конечную цель пути, остальные же здраво решили, что делать хоть что-то — лучше, чем просто стоять на месте.Здание администрации было оцеплено. Но в Донецке произошло то, о чем много просил майдан, но чего у них так и не случилось: милиция, действительно, была с народом. Непродолжительное противостояние, обмен щитами, и наши вошли в здание. Это был не первый захват ОГА, и все понимали, что нужно не только захватить, главное — удержать.Здесь надо напомнить, что это было не 1 марта, когда состоялся первый захват администрации: тогда все были беспечны, и даже флаг Украины снимал парень без маски. Теперь все понимали, какие могу быть последствия. Донецк тогда еще был Украиной, а Украина уже начала бороться с сепаратизмом, уголовно наказывая своих непослушных сынов. Поэтому, даже просто стоять под ОГА было уже делом опасным, входить – еще опасней. Я помню повторяющийся призыв: «Заходите все, нам нужно удержать здание». Помню женщину, стоявшую рядом со мной, с надеждой глядящую на мужчин, которым совсем скоро предстояло стать Мужчинами, но которые еще сегодня утром не знали о том, что их жизнь изменится: «Ну, заходите, это же наш последний шанс! Лицо только закройте! Вот шарф возьмите. Только свой я уже отдала, это ребенка. Женщины, отдавайте шарфы, у кого что есть!».Помню мужчину, который долго стоял, думал, а затем, плюнув на асфальт, и красочным русским матом пояснив, что он думает об уголовной ответственности перед украинским государством и о самом этом государстве, пошел внутрь без всяких шарфов и масок.Помню ужасную неорганизованность. Покрышки, которые начали привозить только ближе к вечеру. Помню Маковича (Царство Небесное) и первую мысль о нашем новом правительстве: «Ну, чисто русская боярская дума».Помню, несмотря на все переживания и страхи, это чувство чистой весенней надежды. Это было начало. Завтра (и как бы что не сложилось дальше, мы знаем, что это уже свершившийся исторический факт) была провозглашена Донецкая народная республика.Я помню, как разрастались укрепления вокруг ОГА, помню дружинников из Мариуполя (а ведь сейчас так часто любят писать, что Мариуполь слился, и вообще практически украинский город) и других городов. Помню мальчонку лет 12-13, которого почему-то не пускали во внутренний (огороженный шинами) двор ОГА из-за возраста и его возмущенное: «Но ведь были же молодогвардейцы, и они были не на много старше меня. Мы не дадим им переписать нашу историю. У меня все одноклассники так думают».Помню, как встретила около администрации знакомого учителя украинского языка, и ее ёмкое пояснение, почему она вообще здесь: «А я очень люблю украинский язык, и буду любить, но я против фашизма!»Помню людей, которые вечером шли туда семьями, чтобы ночевать около захваченного здания, потому что все ожидали штурма. Но тогда еще мы наивно предполагали, что в мирных людей стрелять не будут.Помню один из апрельских вечеров, когда я уже привычно гуляя вечером около ОГА, со страхом осознала: «А ведь война уже началась. Еще не пролита кровь, еще пока холодная фаза, но она уже началась».И еще один диалог:— А ведь на майдане тоже были люди идейные, они, как и мы, верили в то, что делали. Это чувство патриотического подъема, оно захватывает. Но в итоге их использовали и оставили ни с чем. А что если и у нас так будет?— На майдане у них был выбор: начинать это все или нет. У нас выбора не было!Правильность такого вывода подтвердилась очень скоро: через неделю Мариуполь пережил первую бессонную военную ночь (с убитыми и ночными полетами вертолетов), а 2 мая холодная фаза войны закончилась окончательно. Только после всех этих событий на ОГА появились люди с оружием, только после 2-го мая (а ведь о начале АТО с применением сил ВСУ Турчинов объявил еще 14 апреля). До этого все патрульные, стоящие на входе, держали в руках лишь дубинки. Так же все было и на блокпостах. Танки, колонны техники шли на фактически невооруженных людей.Перемена, которая произошла в людях второго числа, была ощутима физически, но сильней всего это чувствовалось там, на администрации. Среди букетов тюльпанов и сирени, среди свечей у импровизированного мемориала, зарождалось нечто новое: решимость и ненависть к врагу. Не думаю, что до этих событий кто-то испытывал такие сильные чувства по отношению к Украине. Да люди хотели отделения, было неприятие, непонимание глупых поступков, нежелание искать решение проблем, которые жители той страны создали себе сами, но ненависти не было. Сейчас же все понимали, что «Одессу не простим», потому что нельзя простить то, что даже в сознании не вмещается.Потом был референдум, в проведение которого все не верили до последнего. Возмущения на ОГА до него: «Почему нет вопроса о вступлении в Россию?». Логичный и набивший оскомину ответ о том, что мы не Крым, не автономная республика, поэтому не можем сразу же просить Россию принять нас, но этот всем нужный вопрос обязательно будет позже, на втором референдуме. Мысль о том, что и первый-то российское правительство «поуважает», но республику так и не признает, мало кому тогда могла прийти в голову. Все дончане слышали и помнят слова: «Если нас попросят о помощи… то мы оставляем за собой право использовать все средства для защиты этих граждан».Нет смысла пересказывать дальнейшие события. Донбасс закружило в вихре войны. И 6 апреля 2015, спустя год после захвата ОГА, мы стали уже другими. Весной 2015 года Донецк был подобен птице Феникс, он возрождался вопреки всему. Разбиты были не только окраины, в центре тоже то здесь, то там зияли раны, нанесенные суровым богом войны – артиллерией (ВСУ). Но раненый физически, город обнаружил у себя неведанные ранее силы, твердую волю и дух, который уже не мог быть сломлен никакими обстрелами.6 апреля 2016 все ждали Пасху. Когда-то летом 2014, услышав о пророчестве, что «первая Пасха будет кровавой, вторая — голодной, третья — победной» люди думали с ужасом, что неужели это может длиться целых три года. Теперь понимали, что так быстро (за три года) ничего не закончится, но все-таки, вопреки логике, они надеялись. Надеялись, что небо снова станет мирным; что можно будет спокойно поехать в тот же Мариуполь или Славянск, которые точно так же голосовали на референдуме; что не нужно будет переживать, что в момент очередного «режима тишины» где-то совсем рядом может упасть снаряд; что дети не будут вздрагивать от разрывов; что пожилые родители не будут ночевать в степи под обстрелами, потому что хотя увидеть внуков, но преодолеть расстояние в 100 км за сутки теперь не всегда получается; что смогут вернуться домой те, кто сражается тут из других областей Украины… Да, все понимали, что это было бы слишком сказочным для правды, но все равно верили.6 апреля 2017 года люди перестали верить. Никто сейчас не ждет скорого окончания войны. И все понимают, что от нас, простых жителей, зависит в этом вопросе слишком мало. (Чего стоит человеческая жизнь, когда решаются вопросы геополитики?) Это понимают военные, которые сидят в окопах, но часто вынуждены соблюдать перемирие в одностороннем порядке, это понимают дети, которые играют на детских площадках и даже не вздрагивают, когда слышат вдали взрывы, это понимают все. За эти три года, прошедшие со времени, когда небольшое количество патриотически настроенных людей захватило администрацию, случилось многое. Народ Донбасса уже не малым числом энтузиастов, а огромной явкой, на референдуме подтвердил, что он не желает жить в Украине. И части из проголосовавших тогда – это удалось. К сожалению, все еще не всем. За эти три года сделано многое (и пусть пока еще что-то не идеально в госстроительстве, но республика состоялась), а вот территориально с зимы 2015 мало что меняется. Это очень печалит.Бывает, в минуты военного обострения или каких-то непонятных действий со стороны государства, в голове всплывает булгаковское: «А зачем оно было?» И тогда я вспоминаю тот давний апрельский разговор у ОГА. У нас, действительно, изначально не было выбора. Просто бывают моменты в жизни, когда честь для человека становится выше личного счастья, а история не менее важна, чем настоящее. Донбасс не мог отказаться от своей истории, от родного языка, от права без стыда смотреть в глаза своим детям и от надежды, когда-то все-таки соединиться со своим Отечеством!

Также по теме: